Базарю, сегодня выложу! Простите, если не даю спать. Прёт как из Кинга.
21.05.2016, 00:39, "Tori Ningen" <toriningen.me@xxxxxxxxx>:
Не успел, ха-ха. Все равно выложу.
On May 21, 2016, at 00:38, Grey Vas <greygoo.vas@xxxxxxxxx> wrote:
{{КлубнаяИстория}}
Из всех занимательных историй, произошедших на моём жизненном пути,
наибольшее мистическое впечатление произвёл на меня случай времён моего
пребывания в местах не столь отдалённых.
Волею случая я, будучи молодым и очень наглым босяком, умудрился попасть в
районную тюрьму близ небольшого таджикского посёлка Оби-Сурх. Если вам вдруг
не случалось бывать в подобных учреждениях, поясню, что оно представляло
собой скверное, неуютное, невероятно древнее здание, наверняка задуманное
ещё зинданом, дабы устрашать дремучих обитателей окрестных кишлаков, живущих
предрассудками о джиннах и гулях, скрывающихся во мраке, порождаемом тенью
птицы Рух. Большинство камер располагались в тесных полуподвальных
помещениях, в каждом из которых ютилось несоразмерное площади количество
заключённых, и если бы не толстые каменные стены, клянусь Богом, монотонная
какофония их хаотичного, наполненного усталой отрешённостью копошения их тел
в точности напоминала бы звуки мученической возни неприкаянных грешников из
беспредельных глубин ада.
Камера же, в которую привели меня была условно двухместной. Вместо
положенных по конструкции шести или, в соответствии с царящим вокруг
беспорядком, девяти-десяти узников, меня ожидал всего один сосед: Андрей, он
же Коцаный. Это был невысокий сутулый седой человек с каким-то
непропорциональным, кривым туловищем, шрамированным от каких-то
малоразличимых букв в области груди до бессистемных уродливых полос на
потрёпанном жизнью лице. Как я узнал впоследствии, комната, в которую я был
заключён была чем-то вроде его "одиночки": по рассказам бывалых, Коцаный с
остервенением набрасывался на каждого новичка, неистово, по-звериному драл
несчастному горло, рвал уши и нос, ломал пальцы, пока рано или поздно
экзекуцию не прерывала охрана. Бедолагу уносили в медблок, а затем, внемля
мольбам, отправляли в другую камеру, даже до потолка забитую блатными или
нацкадрами. И никакие меры наказания не были в состоянии изменить ситуацию:
будучи заключенным в карцер, Коцаный протяжно выл, стонал либо заливался
дьявольским смехом сутки напролёт, даже будучи битым до полусмерти или
лишённым скудного штрафного пайка. Так говорили. Меня же Андрей встретил
холодным, почти коматозным равнодушием (к величайшему, я уверен, сожалению
вертухаев, решивших таким жестоким образом остудить мой былой мятежный пыл).
Днями напролёт он просто лежал на своей шконке, а по ночам иногда протяжно
скулил. Также он никогда не выходил на прогулки и за время моего пребывания,
кажется, ни разу не мылся. Со временем я, наконец, перестал его бояться и
даже пытался как-то наладить контакт: задавал вопросы о тюрьме, рассказывал
о колонии, в которой успел побывать я, читал по памяти свои ранние
литературные наброски, рассказывал о славе Солженицына и Шаламова, предлагал
поделиться своим обедом, в конце концов.
Однажды, наконец, и он заговорил со мной. Я проснулся среди ночи и
шарахнулся от безжизненного взгляда немигающих глаз в метре от моего лица.
- Ну, мальчишка, выйти небось хочешь? - неожиданно спросил Коцаный.
- А кто ж не хочет? - растерянно бросил я.
- Я. Хочу, сдохнуть прямо здесь, и чтобы моё мясо сожрали смертники в супе,
а кости сожрали собаки, которые один хер тут сдыхают. - оскалившись ответил
сосед и начал ни то выть, ни то смеяться.
Так или иначе, контакт был установлен. Мне показалось тогда, Андрей даже
немного помолодел.
Мы сидели здесь с Яшкой, Антоном, Гиви и Лысым. В самом начале девяностых
сюда привели Игоря. Забитого ветерана ангольской войны, а в последние годы
буйного запойного пьяницу с неизлечимой пневмонией. Мы с Яшей очень
настороженно к нему отнеслись, но времена были отвратительные, всё рушилось
прямо на глазах, даже отсюда это было видать невооруженным глазом. Старались
держаться вместе. Тогда первой ласточкой были бесконечные тревоги: слухи
передавали, что в столице начались беспорядки, для подавления приходилось
привлекать даже конвойных. Кое-кто начал чухать ветер перемен. Национальные
кадры среди зэков бушевали, устраивали голодовки и несколько раз даже
нападали на вертухаев. Игорь громко бредил про кровавые реки и какое-то
искупление печати. Конвойные взвода "с полей" возвращались полупустыми:
кого-то убивали в завязавшейся буче, кто-то сам принял сторону зарождающейся
новой власти и стрелял в спины своим. Потом перестали подвозить пополнение,
порезали паёк. По камерам пошёл слух, что в случае накаления обстановки нас
всех порешают по законам военного времени. Тогда Лысый впервые озвучил план
побега. Он давно корешился с вольняшкой, водителем грузовика, который раз в
месяц подвозил провиант на территорию части. Достаточно было лишь пробраться
к нему в кузов и спрятаться под мешками с помоями. С одной стороны, режим
был предельно ужесточен, с другой же, охраны заметно поубавилось и
обеспечить этот контроль даже на прежнем уровне было физически нереально.
Через пять дней мы должны были выйти на работу, во двор. Дальше можно было
подмаслиться к вертухаю, купить, взять его с собой, запугав будущей бойней
или пустить перо под рёбра, к чему склонялся Гиви, большой ножа и любитель
[w:Девятаев|патриотической литературы про побег из концлагеря].
Перед лицом вероятной смерти даже такой идиотский план служил мне не меньше,
чем успокоением перед тревожным сном. На завтра "из рейса" привезли раненых.
Пошёл цинк, что мятежники взяли Фергану. А на следующий день впервые не
открылись двери камер. Пайку дали только к вечеру. Тогда мы, молодые,
всерьёз, со страхом набросились на Лысого, если бы его план был хоть на
толику осуществим, тогда мы пошли бы с ним до конца. Но увы, теперь
выбраться даже на обязательные работы не представлялось возможным. Тогда
впервые заговорил этот сучий потрох Игорь. Он оглядел нас оценивающим
взглядом, медленно и вкрадчиво начал свою проповедь. Он говорил о Гнилом
Боге. О кровавой жертве и священной благодати в обмен на бремя службы Ему.
Антон и Лысый зло подняли его на смех, Гиви не удержался и дал ему по
печени, однако Игорь не пов