Интересная история, похожая на правду. Впрочем, она может оказаться современной
пропагандой христианства. Один мой знакомый батюшка занимается распространением
христианской литературы и знает сотни похожих историй, рассказывая их при
каждом удобном случае.
С уважением, Назар
panterona@xxxxxxx
Воскресенье, 1 августа 2021, 8:51 +03:00 от Андрей Мансуров
<mansurov-andrey@xxxxxxx>:
Вот: прислали друзья.
Куда там — фантастике!!!
Вот уж сюжет так сюжет!!!
Может, кого вдохновит на что?
Всем — всех Благ!
И успехов.
Андрей.
Рустем Шарафисламов Не Правильные люди
30 июля, 18:42 ·
ИКОНА, СОХРАНИВШАЯ ЖИЗНЬ. УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ.
Эта икона Божией Матери «Казанская» со странной полустёршейся надписью
латиницей на обороте: «Eta ikona budet hranit was wsu schizn» украшает
Скорбященскую церковь в Санкт-Петербурге. Одна из прихожанок рассказала её
удивительную историю.
— Однажды в храм вошла старая женщина и всплеснула руками, увидев Казанскую
икону Богородицы. — «Как эта икона попала к вам? Я же подарила её одному
немецкому солдату! — удивилась она. — Я узнала её по характерным вмятинкам на
окладе».
Я пояснила, что икону несколько лет назад передало храму немецкое консульство,
находящееся в нашем городе.
Женщина расплакалась, сказала, что её зовут Вера, и поведала, как в своё время
православная святыня их семьи оказалась в Германии.
«Я бежала из родного села, оказавшегося в самом центре боёв. Хотела уехать с
сестрой и своими тремя ребятишками ещё раньше, но мама тяжело болела и не
вынесла бы дороги. «Приеду позже», — пообещала я сестре, отправляя её с детьми
под Рязань, где в колхозном посёлке жила наша тётка. Через месяц мама умерла,
успев благословить меня фамильной иконой Божией Матери «Казанская». Этой
иконой покойный дед благословлял в своё время маму перед свадьбой, а мама 15
лет назад благословила нас с Сашей, хотя муж мой был комсомольцем.
Теперь икона лежала в моём тощем вещевом мешке беженки. А сама я сидела под
навесом одного из станционных пакгаузов и следила за безумным танцем снежных
вихрей. Думать уже ни о чём не могла, лишь пыталась глубже затолкать кисти рук
в узкие рукава демисезонного пальто. Холод и голод — вот всё, что я
чувствовала. Тут, громыхая, подкатил состав, двери вагонов открылись, и фрицы,
встав шеренгами, стали передавать друг другу длинные ящики. «Оружие привезли»
— мелькнула равнодушная мысль. Но другая тотчас больно уколола: «На фронт!
Туда, где воюет мой Саша! Из этих автоматов будут стрелять в него, в других
русских солдат… Вот проклятые!»
Удивительно, но немецкие патрули не обращали внимания на меня — одинокую
отощавшую от голода женщину. Не помню даже, когда я последний раз ела: часики,
обручальное кольцо, мамины серёжки я давно уже обменяла на еду. Я нащупала под
заиндевелой тканью мешка латунный оклад. «Заступница Пресвятая Богородица! —
зашептала окоченевшими губами. — Спаси и сохрани моих детушек, сестру Надю.
Сохрани и защити моего мужа, раба Божия воина Александра».
«Что? Плёхо?» — раздалось над самым ухом. Поднимаю голову: рядом со скамьёй
стоит немецкий солдат. В его голосе прозвучало сочувствие, и я ответила:
«Плохо». Немец сел рядом. Поставил на землю толстый ранец, некоторое время
копался в нём, потом протянул руку: «Nimmt!» Это был квадратный ломоть хлеба,
на котором розовела полоска сала. Я приняла угощение и впилась в него зубами.
Немец достал из ранца термос, налил в крышку дымящийся чай: «Heiss! Gut!»
Наверное, он был в карауле здесь, на станции. На вид лет двадцать,
голубоглазый. Лицо простоватое. И волосы наверняка светлые, как у моего
старшего сына Андрейки, только не видно их под шапкой.
Немец указал рукой на паровоз, потом на меня и, смешно сморщившись, видимо
пытаясь найти слово, спросил: «Тальеко?» — «Далеко! Теперь уже не добраться!»
Я вдруг стала рассказывать ему, что надеялась добраться до тётки и как
осталась безо всего. И заключила: «А у меня там дети. Киндер. Понимаешь?» Я
показала рукой сверху вниз — мал мала меньше. Парень кивнул: «O ja, Kinder!» —
«Но мне не доехать. И не дойти. Я просто замёрзну». Я даже не сразу осознала,
что плачу.
Немец опять потянулся к ранцу и вытащил увесистый пакет: «На. Взять». Он
открыл пакет и, тронув его содержимое, лизнул палец: «Gut!» В пакете была
соль. Соль, которая сейчас стоила дороже золота. За соль давали хлеб, молоко,
да что угодно… В пакете было не меньше трёх килограммов. А он теперь так вот
просто взял и отдал её мне, совсем незнакомой русской женщине. Увидав моё
ошеломленное лицо, парень улыбнулся и что-то сказал. Я не поняла. Тогда он
встал, завинтил свой термос, сунул в ранец и, помахав рукой, пошёл прочь.
«Постойте! — бросаюсь за солдатом вдогонку. — Вот, возьмите, пожалуйста».
Протягиваю ему икону. «Was ist es?» — «Эта икона будет хранить вас всю жизнь»,
— говорю твёрдо. Он не понял. Снова повторяю: «Эта икона будет хранить вас всю
жизнь». Солдат достал из кармана химический карандаш, послюнил и, перевернув
доску, попросил произнести ещё раз. И пока я медленно, по слогам, говорила, он
выводил на доске латинскими буквами: «Eta ikona budet hranit was wsu schizn».
Больше мы никогда не встречались… А я, выменяв на соль тёплую одежду, валенки
и хлеб, добралась до Рязани. В сорок пятом вернулся с войны муж Саша».
Внимательно выслушав взволнованную женщину, я с радостью пересказала то, что
мы узнали от представителей немецкого посольства, передавшего Казанскую икону
нашему храму. Тот немецкий солдат прошёл всю войну. У него на глазах погибали
его товарищи, однажды взорвался грузовик, в котором он ехал, но он успел
выскочить за мгновение до взрыва. Остальные погибли. В конце войны снаряд
ударил в блиндаж, который он покинул также за одно мгновение. Незримая сила
русской иконы надёжно хранила его.
И тогда он многое понял и переоценил в своей жизни, и его душа раскрылась для
молитвы. Он вернулся домой, женился, вырастил детей. Икону поместил в красивом
киоте на почётном месте и всю жизнь перед нею молился. А когда стал стар,
наказал старшему сыну после своей смерти отнести дар русской женщины в
российское консульство: «Эта икона жила в России и должна туда вернуться.
Пусть передадут её в Ленинград, город, выстоявший в блокаду, умиравший от
холода и голода, но не сдавшийся».
Так в середине девяностых годов в одной из вновь открывшихся церквей
Санкт-Петербурга, где настоятелем тогда был протоиерей Александр Чистяков,
появилась небольшая икона Божией Матери «Казанская» со странной латинской
надписью на обороте.
Ирина Блинова
--
Андрей Мансуров
